Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета
Феодосья вскочила, выскребла между половиц сухую горошину, весьма удачно давно лежавшую под половиком, и, сев внове на койку, принялась за физические эксперименты. Она толкала горошину пальцем, каждый раз все сильнее, и глядела, как далеко та пролетит над шерстяным одеялом. Выходило, что чем сильнее толчок, тем дальше расстояние лета.
– Как же высчитать дальность лета в зависимости от силушки удара? – задумалась Феодосья. – Понятно, чем сильнее человек, тем дальше он может забросить горошину или любой другой предмет. А от чего зависит сила человека? От его размера, это ясно. Ребенок али сухой дедушко так камень не забросит, как добрый молодец. Выходит, силушка зависит от количества пудов в теле. Или не в теле, а в… В чем же, если кидать ракету будет не человек? В подкидной доске? Господи, в подкидной доске!
Феодосья вскочила с койки.
Отпила воды из каменного горшка.
Охладила лицо из рукомойника.
– Ой, нет. Не получится с доской. Это какой же человек-гора должен на доску прыгнуть, чтоб ракета с другого конца в небо улетела? Нет, такого великана не существует в природе. Но, впрочем, надо поставить вещный эксперимент. А тогда уж и делать конечные выводы. А пока не буду останавливаться лишь на одной версии.
Боже, какой ученой стала Феодосья!
– Разберем огнеметный пищаль. Он не в пример легче человека, но забрасывает кусочек металла весьма далеко. Значит, не обязательно воздействовать на ракету сильным весом. Есть вещества, которые при поджигании обретают богатырскую силу. Понятно, это порох. Но коли порох возгорится, то не сгорю ли я в ракете? Что как пойти другим путем? Изучить тетиву, которая при натяжении вытолкнет небесную ступу? Но кто натянет такую тетиву? И какой она должна быть толщины? Али с дерево? Надо бы все запи…
С сими словами Феодосья провалилась в сон.
Глава десятая
Чудодейственная
– Напоминаю, на этой седьмице каждый должен придумать укрепительное чудо. Дабы отвратить народ от пустодеятельного и греховного гадания, ворожбы, волхования, чарования, коими он с твердолобым упорством занимается в самые Божественные и возвышенные дни – святочные рождественские. Брат, с Божьей помощью измысливший самое эффективное чудо, получит награду… – настоятель игумен Феодор выдержал паузу, во время которой братия заинтересованно смотрела на него.
– И что за награда? – звучно прошептал кто-то из монахов.
– Разве за награды служим мы Господу нашему? – обвинил настоятель, услышавший сие шептание.
– Нет! – испуганно подал голос с места все тот же монах.
Игумен Феодор удовлетворенно кивнул главою и вновь возвысил глас:
– Награда сия весьма полезна для духовного роста…
– Ну? – нетерпеливо промолвил Вениамин Травников.
– Али крест, усыпанный каменьями? – мечтательно пробормотал его товарищ.
– Говорили бы конкретнее, отец Феодор. Не тянули бы худой конец, – не унимался исподтишка шутить рифмоплет.
Соседи Веньки сдавленно засмеялись, склонив головы.
– И весьма будет способствовать… – эхом отдавался под сводами трапезной громкий и проникновенный голос игумена.
– Ей-Богу, не дождаться, – сокрушенно сообщил дружкам Вениамин Травников, заглушая речь настоятеля. Так что Феодосия, сидевшая с Ворсонофием в последнем ряду столов, услыхала только завершение речи:
– Метеоры… месяц… будет удален…
– Об чем начальство речет? – взволнованно спросила Феодосья своего товарища. – Метеоры? Какие метеоры? Кто на метеорах будет отправлен? Аз хочу на метеорах! Меня возьмите. Ворсонофий, растолкуй же, об чем выступление?
– Каждый год триумфатора укрепительных чудес в награду удаляют на месяц в какое-нибудь заморское подворье, – разъяснил Феодосье Ворсонофий. – В Иерусалим, в Афон либо еще куда. На сей раз, видишь ли, в греческие Метеоры откомандируют. Это название места с монастырями.
– Метеоры… – со всхлипом прошептала Феодосья. – С ума бы не сойти! Метеоры! Летящие по небесам…
Олей! О! Это знак! Она, Феодосья, должна непременно стать триумфатором неведомых укрепительных чудес и попасть в Метеоры! Там произойдет нечто… То, что приблизит ее к полету на небеса, ко встрече с сыном Агеюшкой.
– Ворсонофий, разъясни еще скорее, что за укрепительные чудеса надо измыслить? – шепотом попросила Феодосья, встряхивая в нетерпении перед грудью дланями, сложенными замком.
– Да что ты трясешься, как студень, – начал было Ворсонофий, но, глянув на друга, заговорил скороговоркой. – В Рождество завсегда темный народ ждет чуда. Впрочем, и не темный тоже ждет, – поправился он. – И когда его получает, то зело укрепляется в вере. Потому сии чудеса в нашем монастыре называются – укрепительные. Царь батюшка наш Алексей Михайлович тоже будет чудесничать: миловать казнимых, давать богатое приданое безвещным сиротливым девицам и прочая карусель. И храмы, и монастыри московские будут тягаться друг с другом в чудесах для паствы. Но чудеса устроить не так-то просто, ежели денег нет. Не можем же мы, в самом деле, превращать воду в вино третий год подряд. Да и плачущие иконы как-то уже не потрясают народ московский. Избалованы чудесами! Ты сам видел, что на Китай-городе торгуют. Такие ковры-самолеты по сходной цене всучат, что поди-ка с ними потягайся! Поэтому у нас сложилась традиция: кто самое увлекательное чудо придумает, получит награду – заморский вояж за казенный счет.
– Ворсонофий, аз должен эту награду получить! – сказала Феодосья, вышагивая рядом с другом по расчищенной в снегу дорожке. – Мне очень в Метеоры хочется.
– Выдумляй! Кто тебе мешает?
– А в том году какие чудеса были?
– Да все то же. Тимка Гусятинский объявлял, на какой день недели выпадет дата, каковую назовет желающий. Но никто особо не вдохновился. Большинство, выйдя прочь, говорили с недоверием: «А поди его проверь? Может, брешет?»
– Скатерть-самобранка? – вспомнив баяния повитухи Матрены, встрепенулась Феодосья.
– Старо, как свет, – отмахнулся Ворсонофий. – И скатерть-самобранка была, и рог изобилия, и святые кровоточащие, и сладковонное облако. Нет, лгу: сладковонное облако, это не у нас, а в Горицах во Полях деяли.
– А в нашем монастыре еще какие чудеса вершились?
– Ну писали мы молоком на бумажках разные откровения в стихах. Всякий желающий вытягивал сию бумажку, подносил к огню и с потрясением (Ворсонофий изобразил театральный ужас) обнаруживал, как проявляются словеса. Ну там рифмоплетное что-нибудь… «Коль вера станет крепче, усыплют дом каменья самоцветны».
– Ерунда какая, прости Господи! – пробормотала Феодосья.
– А я тебе об чем?! Какой год не чудеса, а балаган деревенский. Только что не гусли-самогуды! Может, ты на свежую голову что измыслишь?
